Вечер, посвященный Акакию Церетели.
Группа студентов при входе в зал подносит букет из роз своему товарищу, студентке, переводчице поэта, и два депутата, в красных черкесках, провожают ее до кресла.
Неточные совпадения
«Москва опустила руки», — подумал он, шагая по бульварам странно притихшего города. Полдень, а людей на улицах немного и все больше мелкие обыватели; озабоченные, угрюмые, небольшими
группами они стояли у ворот, куда-то шли, тоже по трое, по пяти и более.
Студентов было не заметно, одинокие прохожие — редки, не видно ни извозчиков, ни полиции, но всюду торчали и мелькали мальчишки, ожидая чего-то.
Эту
группу, вместе с гробом впереди ее, окружала цепь
студентов и рабочих, державших друг друга за руки, у многих в руках — револьверы. Одно из крепких звеньев цепи — Дунаев, другое — рабочий Петр Заломов, которого Самгин встречал и о котором говорили, что им была организована защита университета, осажденного полицией.
Перебирая их, он в нижнем ящике старой тетушкиной шифоньерки красного дерева, с брюхом и бронзовыми кольцами в львиных головах, нашел много писем и среди них карточку, представлявшую
группу: Софью Ивановну, Марью Ивановну, его самого
студентом и Катюшу — чистую, свежую, красивую и жизнерадостную.
Организатором и душой кружка был
студент Ишутин, стоявший во главе
группы, квартировавшей в доме мещанки Ипатовой по Большому Спасскому переулку, в Каретном ряду. По имени дома эта
группа называлась ипатовцами. Здесь и зародилась мысль о цареубийстве, неизвестная другим членам «Организации».
В то время среди
студентов была целая
группа архангельцев.
К ним подошла Матрёна, боязливо улыбаясь. За ней кухарка, вытиравшая мокрые глаза сальным передником. Через некоторое время осторожно, как кошки к воробьям, к этой
группе подошло ещё несколько человек. Около
студента собрался тесный кружок человек в десять, и это воодушевило его. Стоя в центре людей, быстро жестикулируя, он, то вызывая улыбки на лицах, то сосредоточенное внимание, то острое недоверие и скептические смешки, начал нечто вроде лекции.
Студенты, кучками, толкуя между собой, немедленно стали очищать университетский двор и расходиться в разные стороны отдельными
группами. Очень многие были недовольны и не удовлетворены ответом.
Более двухсот студентов-матрикулистов стояли отдельной
группой; человек полтораста из не взявших матрикулы помещались неподалеку от них.
Какой-то молодой человек, без сюртука, одетый в одну рубашку и панталоны, с студентской фуражкой на голове, с топором за кожаным поясом, предводительствуя небольшой
группой своих товарищей-студентов, просто поражал толпу, смотревшую на пожар, чудесами неимоверного мужества.
Но ничего этою не было. Были случайные, разрозненные знакомства с товарищами, соседями по слушанию лекций. Я вообще схожусь с людьми трудно и туго, а тут мое положение было особенно неблагоприятное. Большинство
студентов первое время держалось земляческими
группами, я же из туляков был в Петербургском университете один. Все остальные поступили в Московский. Было грустно и одиноко.
И тут же, когда они расходились, едва ли не в присутствии этого
студента, в одной
группе"националистов"поднялось зубоскальство насчет"иерусалимских дворян", с таким оттенком, что он слушал, слушал и, на правах старшего
студента, осадил какого-то"антисемита", и довольно-таки веско.